Рядом с храмом Иосифа Волоцкого в поселке Сахарово стоит часовня освященная в честь Тверских новомучеников и исповедников. На иконе часовни Собор подвижников веры, связавших с Тверской землей свою жизнь.
27 Исповедников веры, прославленных Русской Православной Церковью в СЕНТЯБРЕ, были связаны жизнью с Тверской землей. В настоящем сообщении - имена восьми Новомучеников
Николай Васильевич Лебедев (1869 - 1933), священник,
священноисповедник
Память 19 августа, в Соборе Архангельских святых, Соборе
новомучеников и исповедников Соловецких и в Соборе новомучеников и исповедников
Церкви Русской
Родился в 1869 году в селе Бережаи Бежецкого уезда Тверской
губернии в семье пономаря Василия Лебедева.
Семья была из бедных, и весь курс Тверской духовной семинарии
Николай обучался за казенный счет. В 1893 году он с отличием окончил семинарию,
и начальство как одному из лучших учеников предложило ему продолжить за
казенный счет образование в духовной академии. Но Николай отказался от этого
предложения и поступил псаломщиком в храм в селе, где он родился и где служил
когда-то его отец. Здесь он пробыл полгода и в 1894 году был рукоположен в сан
священника ко храму Казанской иконы Божией Матери в селе Власьеве,
расположенном в нескольких верстах от Твери.
Сразу же после начала служения в Казанском храме отец Николай
стал принимать деятельные меры по воспитанию прихожан в духе православной
нравственности и по искоренению пороков. 22 октября 1897 года им было открыто
Общество трезвости во имя Казанской иконы Божией Матери, которое было
утверждено, как официально действующее, министром внутренних дел 28 января 1899
года.
Впоследствии в своих объяснениях следователям во время
заключения в 1929 году отец Николай писал:
«...Я родился в деревне и детство свое провел среди простого
народа. Испытав и нужду и горе, я близко принимал к сердцу нужды и бедность
народные. Еще на школьной скамье у меня созрело решение отдать все свои силы на
служение темной, забитой, бесправной и бедной деревне... Мне думалось, что
нужно прежде всего внести лучи света и знания в темную деревню, нужно поднять
ее экономическое положение, — и народ сам завоюет себе и права и свободу. В
этих видах я отказался от Духовной академии, куда меня посылали как лучшего
ученика, и решил идти в священники и именно в деревню — и я пошел.
Вся моя жизнь в деревне была посвящена осуществлению моей
мечты — служению простому народу.
Когда я поступил в 1894 году во Власьево священником, в
приходе моем было два кабака, две пивных и мелочная лавка одного кулака и ни
одной школы; дети оставались неграмотными, учиться негде было. Можно по этому
судить, что представлял из себя мой приход. Народ костенел в невежестве,
предавался пьянству, а вместе с этим хозяйство в деревне падало, росла бедность
и преступность. Бедняцкая часть населения была в кабале у местного кулака
Баскакова, который в деревне Пасынково имел кабак и мелочную лавку, под большие
проценты ссужал бедняков семенами, овсом, товарами из своей лавки и в своем
кабаке иногда в долг спаивал народ. К нему неслись под заклад сбруя, одежда и
другая утварь крестьянская, особенно страдала женская половина. Я решил бороться
со всеми этими темными сторонами деревенской жизни и во что бы то ни стало
вырвать народ из их цепких лап.
На первом же году своего служения в приходе мне с громадными
усилиями удалось построить во Власьеве земскую школу, потом добился закрытия
кабаков и пивных, угрозой уйти даже из прихода добился приговора от крестьян на
то, что и впредь кабаков и пивных у себя они не будут открывать. Немалых усилий
мне стоило выжить из деревни и кулака Баскакова. Все, что мной было пережито в
этой борьбе с кулаками и кабаками, не опишешь. В 1904 году мне удалось
построить вторую образцовую земскую школу в деревне Большие Перемерки. Обе
школы существуют и до сих пор. Еще в начале своего служения в приходе тем
обстоятельством, что как-то не взял с одного крестьянина платы за требы и дал
кому-то почитать Некрасова, я возбудил против себя подозрение в глазах
епархиального начальства и был отдан как неблагонадежный под надзор местного
благочинного. А устройством именно земских школ, а не церковноприходских, я
навлек на себя уже неприязнь со стороны епархиальной власти. А моя борьба с
кабаками и пивными, борьба с кулаками и их приспешниками, возбудили против меня
с их стороны уже открытую злобу, мне грозили даже убийством. Но я продолжал
свою деятельность в приходе и даже решился перенести эту борьбу с недугами
деревни за пределы прихода. Для большего успеха в борьбе с великим социальным
злом — пьянством народным — мной в 1897 году было организовано Власьевское
Общество трезвости, которое широко потом развило свою деятельность, открывая
свои отделения в губернии, устраивая дешевые столовые, чайные, при них
библиотеки и читальни, устраивая при них музыкальные вечера, концерты,
спектакли, чтения с картинами, елки, кино и другие разумные развлечения для
народа, в целях отвлечения его от пьянства, причем библиотеки и читальни
никогда не носили узкого, одностороннего характера. В библиотеки и читальни
выписывались не только духовные или специальные о пьянстве книги и журналы, но
и вообще литература в широком смысле этого слова…
В 1901 году мной был устроен приют для алкоголиков с
мастерскими: столярной, шорной, сапожной, переплетной, швейной, кузнечной и
сельским хозяйством для тех из алкоголиков, которые не знали никакого ремесла,
при этом в приют я отдал... и свой скот, и сельскохозяйственный инвентарь. В
приюте проживало одновременно до сорока семи человек, работа в мастерских была
сдельная, пациенты приюта получали готовый стол, одежду, обувь, а остальной
заработок выдавался им при выходе из приюта. Цель приюта была дать возможность
ослабевшим, опустившимся людям выдержать себя, освободиться от своего недуга,
подняться на ноги и начать новую жизнь. Приют существовал пять лет. Сколько
неприятностей, тревог и забот доставили мне эти алкоголики, этот приют...
В 1907 году мной был открыт приют для беспризорных детей, детей, покинутых своими родителями, детей алкоголиков, детей с улицы. В приюте детей было до тридцати семи человек, в возрасте от пяти до двенадцати лет. Для детей была открыта особая школа, некоторые мастерские и велось сельское хозяйство. Пожар в приюте осенью 1909 года, истребивший два сарая с запасами хлеба и сена, и отсутствие средств принудили в 1910 или в 1911 году приют закрыть.
В своей деятельности в деревне я старался поднять ее
экономическое положение и всячески способствовать улучшению сельского хозяйства
в крестьянстве, и в этих видах я устраивал чтения для народа... беседы по
сельскому хозяйству, убеждал крестьян вводить травосеяние; даже для общества
деревни Пасынково, когда было трудно добиться единогласия на засев поля
клевером под предлогом отсутствия средств, я приобрел клевер в долг под свою
личную ответственность и поля засеял клевером. Граждане потом оценили всю
пользу травосеяния, и последнее стало быстро распространяться и по другим
селениям; также убеждал крестьян приобретать сельскохозяйственные орудия и
машины, развивать садоводство. Для более успешного достижения этих целей по
моей инициативе было открыто Власьевское Кредитное товарищество, которое потом охватило
33 селения с количеством 800 с лишком членов; товарищество под моим
председательством работало 11 лет; оно снабжало бедняков деньгами, приобретало
для крестьян лучшие семена ржи, овса, льна, приобретало сельскохозяйственные
орудия, выписывало из разных питомников яблони и другой посадочный материал и
все это распространяло среди населения по своей цене. Причем мной безвозмездно
выполнялась большая часть этой работы и бесплатно предоставлялось товариществу
и помещение, и отопление, и освещение.
В 1914 году по моей инициативе и при моем непосредственном
участии (я был при постройке и выработке кирпича и рабочим, и инженером, и
мастером) был для товарищества выстроен бетонный дом 25x25 аршин, который
существует и поныне. Общие собрания за такую мою самоотверженную работу в
товариществе не раз протокольно выражали мне благодарность. Я был также и
первым проводником кооперативной идеи в округе. Местные общества потребителей
открывались по моей инициативе и работали при моем участии.
Вот вкратце моя жизнь и деятельность в приходе. Понятно, что
такая моя общественная деятельность не могла встретить сочувствие со стороны
тогдашнего гражданского начальства. Я считался в его глазах неблагонадежным, и
моя деятельность была взята под подозрение. Вот почему, когда были выборы в 3-ю
Государственную Думу от духовенства и моя кандидатура на уездном съезде прошла
большинством голосов, я по требованию бывшего губернатора Бюнтинга, переданного
мне через архиепископа Антония, "как человек неблагонадежный", вынужден
был снять свою кандидатуру. По распоряжению епархиального начальства я состоял
членом уездного и губернского попечительств народной трезвости, но моя
правдивая речь на одном из заседаний попечительства, в присутствии губернатора,
о том, что правительство в борьбе с пьянством не вполне искренне, что те меры,
которые выдвигаются правительством в этой борьбе в виде учреждений
попечительств, являются лишь жалким паллиативом, ширмой и целей не достигают,
что правительство слишком слабо борется с шинкарством и не помогает почти нам,
отдельным борцам, что я испытал на своем опыте... навлекла на меня гнев
губернатора, и я был немедленно уволен от членов уездного и губернского
попечительств о народной трезвости, а издаваемый мной противоалкогольный
журнал, выписываемый до того для чайных и читален попечительств по губернии,
был изъят из библиотек и запрещен для выписки. В 1912 году в апреле за статьи
против казенной продажи питий, против монополий и другие статьи в журнале я был
вызван губернатором и мне пригрозили высылкой из губернии и закрытием журнала,
и только заступничество тогдашнего архиепископа Антония, ценившего мою
деятельность по борьбе с пьянством, спасло меня от высылки, а журнал от его
закрытия. По предложению архиепископа в виде компромисса над журналом была учреждена
негласная цензура, и цензором был назначен бывший инспектор семинарии...
которому с тех пор предварительно, до печати, и представлялся журнал для
просмотра...»
Для епархиального начальства церковная деятельность, которую
вел священник, виделась настолько значительной, что отчет о ней включался в
отчет о епархиальной деятельности перед Святейшим Синодом, а сведения о
деятельности отца Николая печатались в «Тверских епархиальных ведомостях» для
духовенства епархии, чтобы вдохновить и других священников на пастырский подвиг
служения народу.
Благочинный в отчете на имя архиепископа Тверского и
Кашинского Димитрия (Самбикина) в 1903 году писал:
«Власьевское Общество трезвенников продолжает свою
деятельность, привлекая все большее и большее число членов, которых возросло
свыше 10000. При чайной этого Общества, в доме Жуковых, в кануны дней
воскресных и праздничных совершаются всенощные бдения председателем Общества
священником села Власьева Николаем Лебедевым; им же или под его наблюдением
ведутся беседы религиозно-нравственного содержания; читаются книги такого же
содержания, иллюстрируемые нередко световыми картинами. В настоящее время это
Общество, получив от Тверского губернского попечительства о народной трезвости
4000 рублей, устроило приют для алкоголиков, в котором занимаются разными
мастерствами давшие обет трезвости. Этот приют освящен Вашим
Высокопреосвященством 22 октября 1902 года, и с этого дня начат прием и занятия
трезвенников...»
В отчете за 1904 год о состоянии епархии говорилось:
«Кроме приходских попечительств и братств существует 8 обществ
трезвости, из коих особенной плодотворной деятельностью отличается Власьевское
Общество в Тверском уезде. При этом Обществе существует 6 отделений, открытых
вследствие ходатайства пред правлением Общества местных священников и местного
населения, а именно: в селе Бакланове Кашинского уезда, в селе Высоком того же
уезда, в селе Локотцах Новоторжского уезда и в селе Белом Бежецкого уезда.
Число членов Власьевского Общества в отчетном году превысило 17000 человек...»
Во время революционных беспорядков в 1905 году отец Николай не
оставил свою паству на расхищение злым волкам — социалистам и революционерам,
но, узнав, что 25 ноября в селе Эммаус, расположенном неподалеку от Власьева,
состоится митинг, на котором собирались присутствовать прихожане Казанского
храма, отправился туда. Вот как он описывает эти события в показаниях, данных
полицейскому приставу:
«...О предстоящем в Эммаусе митинге я узнал только накануне
его от одного крестьянина, присланного самими крестьянами села Эммаус и
передавшего просьбу от них, чтобы я приехал на митинг и разъяснил бы крестьянам
многое для них не понятное из того, что совершалось кругом их в то время. Я
решил ехать; прибыл в Эммаус около 12 часов дня 25 ноября, народу еще не было,
мне сообщили, что ждут ораторов из Твери. Многие крестьяне меня просили
возразить ораторам, если будут смущать крестьян, так как сами они не сумеют, да
и боятся.
Через какой-нибудь час собрался народ из окрестных деревень,
явились наконец и ораторы. Приехало их четверо, в числе их были: студент Н. К.
Скобников, сын Эммаусовского священника, родственник его жены (брат)
Исполатовский, родственник Вячеслав, кажется Покровский, и четвертый мне
совершенно не известный. Выступал с речами все время только один последний,
остальные молчали. Речь свою оратор начал с того, что появление среди
слушателей духовных лиц его удивляет, что духовенство обыкновенно, когда они
где-либо появляются, скрывается и молчит, когда они говорят, от духовенства можно
слышать было только их такой призыв: "бей студентов, бей
интеллигенцию".
Я возражал тем, что такое огульное обвинение духовенства не
справедливо, может быть и бывали такие печальные случаи призыва, но большинство
духовенства всегда действовало и действует в духе христианской любви, во всяком
случае, подобного призыва к избиению, наверно, ни прихожане села Эммауса не
слыхали от своего священника, ни мои прихожане не слыхали от меня. Оратор,
поддерживаемый своими товарищами, не хотел мне дать свободы слова, но крестьяне
требовали, чтобы мне эта свобода была дана.
Оратор исходным пунктом своей речи взял смету государственного
прихода и расхода за 1904 год, много говорил о статьях расхода на войну, на
содержание армии, чиновников и указывал на отсутствие школ, на
обременительность налогов и тому подобное. Говорил много о начале
освободительного движения, говорил о манифесте, о реакции, о том, что манифест
остался только на бумаге, убеждал крестьян не верить в Государственную Думу,
что народ сам должен встать во главе страны и взять в свои руки власть, что эта
власть не спадет с неба, что народ должен завоевать путем борьбы эту власть,
убеждал крестьян, что эта борьба по местам уже началась и идет с успехом, что
войска по местам переходят на сторону крестьян (причем факты действительности
извращались), и в конце концов призывал народ к вооружению.
Мне приходилось несколько раз возражать оратору, указывать на
извращение фактов и неправильное их толкование. По поводу армии мной говорено
было, что нельзя за армией признать только того отрицательного значения, на
какое указывает оратор: я указывал на историю нашей родины, указывал, как росло
и крепло русское государство, и армия играла в этом росте великое значение. Я
указывал на 12-й год, я указывал, что без армии немыслимы ни слава, ни
могущество России, я указывал, что никакая милиция народная не заменит
постоянной армии. Японская война ясно нам доказала, какие требования в нынешнее
время предъявляются к армии, какими знаниями должен обладать каждый солдат,
что, конечно, немыслимо, если постоянная армия будет заменена народной
милицией. Относительно податей мною было говорено, что виды государственной
подати не так велики, как их представил оратор, земский сбор в иных местах
превышает сбор государственный... говорил, что нельзя не сознаться, что платежи
— это бремя для крестьян, и справедливое и равномерное распределение их между
всем населением русского государства — есть задача всех лучших людей и самого
правительства. Оратором были предъявлены разные требования для крестьян и
рабочих: чтобы было бесплатное обучение, были повсюду школы, больницы,
богадельни, страхование рабочих, помощь со стороны правительства в самом
широком размере во время неурожая, и был поставлен вопрос: вот требуйте от
правительства и то, и се, и третье — где же правительство возьмет денег?
Говорилось мной, что прекращение платежей в настоящее время было бы прямым
преступлением перед родиной и поставило бы нашу родину, и без того переживающую
тяжелое время и несущую большие расходы, в безвыходное положение, за которое
придется расплачиваться таким же крестьянам, прекращение платить подати
остановило бы сразу жизнь великой монархии, каковой является наше государство;
указывал, что платить-то все-таки придется, и крестьяне только неплатежом и следованием
советам оратора наживают на свои головы новые неисчислимые беды.
По поводу манифеста мною было говорено, что никто не виноват,
что манифест и возвещенные им свободы русские люди поняли по-своему, поняли как
произвол, как свободу делать то, что хочется. Указывалось на факты безобразий
молодежи в разных местах. По поводу народного представительства говорилось, что
о чем же оратор спорит, ведь высочайшею волей государя, выраженной в манифесте
17 октября, народ и призывается к управлению русской землей через своих
выборных, в Государственную Думу и войдут свободно избранные от народа, которые
и будут вместе с государем с помощью Божией устраивать жизнь русского народа на
новых началах... И наша обязанность всеми силами стараться помочь нашему
государю в его святом намерении и выборе честных, правдивых людей, преданных
родине и государю, облегчить его заботу о благе российской земли.
Говорил по поводу призыва оратора к вооружению: против кого мы
будем вооружаться-то? Неужели против лиц, исполняющих волю государя? Этот
призыв я считаю верхом безумия, и лицам, призывающим к вооруженному восстанию,
место не здесь, не среди нас, понимающих всю нелепость вооруженного восстания,
— а в доме умалишенных. Говорил прямо: ну вооружайтесь — как же посмотрит
правительство на вас тогда, конечно, как на бунтовщиков и пришлет к вам войска
для усмирения. Что вы сделаете со своими ухватами, вилами, револьверами против
пушек? Хотите вы устлать улицу своими трупами, но подумайте, у вас есть дети, у
вас есть жены, на кого они останутся. Врут вам, что солдаты в вас стрелять не
будут. Если и в некоторых местах солдаты и бунтовали, то малая часть их, и
притом под влиянием агитаторов. Вы слышали, чем кончились волнения эти в
Кронштадте, Севастополе и тому подобном? Нет, всякий солдат всегда будет
служить верой и правдой помазаннику Божию, своему государю, своей отчизне,
своей вере православной, за защиту их всегда готов проливать свою кровь.
Убеждал не особенно верить всяким посулам непризванных спасателей России и
своей преданностью вере Христовой, своему государю, своей родине, исполнением
своих прямых обязанностей помочь царю в его трудных делах управления землей и
оправдать то доверие, которое государь оказал всем нам своим манифестом.
После речей под руководством агитаторов пели революционные
песни. Речей после меня не произносили, лишь оратор был спрошен, будут ли еще
говориться речи, и получен ответ, что нет. Ораторы оставили Эммаус раньше меня.
Общее мнение было не в пользу ораторов... Общее мнение крестьян было таково:
потерпели неудачу, какие это ораторы. Крестьянами была мне выражена глубокая
благодарность. В моем приходе ораторов совсем не являлось. Хотя была слабая
попытка один раз в школе, во время чтения, но ораторы тут потерпели полное
поражение, и народ их попросил замолчать. То доверие, которое существует между
мной и крестьянами, не делает благоприятной почвы для происков ораторов, этих
непризванных радетелей русского народа...»
В начале XX века быстрыми темпами стало развиваться обнищание русской деревни. В результате этого многие крестьяне направляли своих малолетних детей в Санкт-Петербург, где они попадали в руки мастеров, которые вместе с обучением ремеслам обучали их порокам, и в результате губили их и как будущих мастеров, и как здоровых людей. Пьянство и пороки стали приобретать среди народа все больший масштаб; появлялось все больше детей, лишенных родителей или чьи родители безнадежно погрязли в пороках. Столкнувшись с массой бездомных детей, отец Николай не мог пройти мимо них; христианский пастырь, он не мог не протянуть им руку помощи, и в 1907 году он принял решение организовать детский приют. С этой целью он составил воззвание, которое представил архиепископу Тверскому Алексию (Опоцкому). 12 октября 1907 года владыка написал: «С сердечным удовольствием разделяю добрую мысль и желанное для города Твери дело призрения нищих детей. Усерднейше прошу все приходские советы, состоящие при церквах города Твери, принять участие в сем святом деле... Воззвание это напечатать и в Епархиальных ведомостях, и в особой брошюре...»
Священник Николай Лебедев 1908 г. |
26 декабря 1908 года состоялось заседание епархиального
съезда, на котором один из депутатов предложил прийти на помощь детскому приюту
Власьевского Общества трезвости, который пострадал от пожара. По благословению
архиепископа в «Тверских епархиальных ведомостях» в экстренном порядке было
отпечатано воззвание о помощи с приложением подписных листов для сбора
пожертвований, как среди духовенства, так и прихожан. Воззвание было составлено
священником Николаем Лебедевым.
Одним из главных недостатков тогдашнего общества была его
малопросвещенность. Все просвещение народа было сосредоточено только в Церкви и
около Церкви. Но как только крестьянин отходил от Церкви, переставал посещать
храм, интересоваться духовным, он тут же оказывался окруженным беспросветной
тьмой. Если он был грамотен, то оказывался перед морем литературы, обучающей
страстям и имеющей разрушительный характер как по отношению к человеческой
личности, так по отношению к государству и социальным институтам. Чтобы хоть
как-то содействовать просвещению народа, и в особенности крестьян, отец Николай
основал в 1909 году журнал «К Свету», который издавался им до революции 1917
года, прекратившей всякую церковную и культурную деятельность в издательском
деле.
15 декабря 1913 года, в значительной степени усилиями отца
Николая, в Тверской епархии состоялось открытие Епархиального Общества борьбы с
народным пьянством.
Понимая, насколько зависит материальное положение крестьян от
природных условий, отец Николай часто устраивал беседы с ними на сельскохозяйственные
темы, он убеждал крестьян улучшать обработку земли, а также следить за тем,
чтобы почва не истощалась, убеждал приобретать современные
сельско-хозяйственные машины и инвентарь, с помощью которых можно свой труд
сделать и производительней и легче. Для практического осуществления этих задач
священник учредил Власьевское Кредитное товарищество, которое своей
деятельностью охватывало 33 селения с 800 жителями. Товарищество проработало
одиннадцать лет, все это время снабжая бедняков деньгами, приобретая для
крестьян лучшие сорта посевных материалов, сельскохозяйственные машины,
выписывая из питомников плодовые культуры. Все это Товарищество распространяло
среди крестьян по недорогим ценам. В 1914 году для Товарищества был выстроен
отдельный каменный дом.
19 августа 1929 года арестован по обвинению в том, что он, используя свое положение священника, с церковного амвона будто бы вел агитацию, направленную во вред советской власти. Например, в 1928 году во время престольных праздников говорил в проповеди крестьянам, что большевики разорили страну, притесняют крестьян и всеми средствами отвращают их от религии.
Священноисповедник Николай Лебедев Тверская тюрьма 1929 г. |
«Осенью 1928 года, — говорилось в постановлении о привлечении
священника к
ответственности, — в деревне Никифоровской близ села Власьево
произошло убийство. Из-за семейных неурядиц была убита крестьянка Наумова своей
родственницей (золовкой), девушкой Марией Наумовой. Это обстоятельство было
использовано Лебедевым, и он, отпевая убитую, над открытым гробом произнес
проповедь в присутствии около 50 крестьян, в которой сказал: "Вот до чего
доводит нашу молодежь культурно-просветительная работа и наш клуб, благодаря
им, наша молодежь так опускается, что идет на убийство", что "в
клубах и красных уголках лишь один разврат, и это происходит потому, что наша
молодежь отошла от Бога". В текущем году, вследствие расширения совхоза
Власьево, земля, принадлежавшая Лебедеву, подлежала передаче совхозу. Лебедев
обратился в праздник Преображения к крестьянам с проповедью, где сказал, что
советская власть отбирает у него землю и он просит крестьян помочь ему, чтобы
земля осталась в его пользовании». Отец Николай был обвинен также в
сотрудничестве с жандармским управлением во время революционного движения в
1905 году, будто бы он «вел активную борьбу с революционным движением путем
разъяснения крестьянам царских манифестов в монархическом духе, предупреждения
крестьян против активных выступлений против царского правительства, выступлений
на митинге против выдвигаемых мероприятий революционного характера, не допускал
организации крестьянского митинга во Власьевской школе».
Отвечая на все эти обвинения, отец Николай написал в своем
объяснении следователям:
«Мне предъявляется обвинение в том, что я будто имел связи с
царской охранкой, был ее агентом, служил у нее на службе, узнавал, где
устраивались митинги, выслеживал ораторов и потом выдавал их правительству.
Обвинение слишком для меня тяжелое, чудовищное и до глубины души меня
возмущающее, как несправедливое и совершенно не соответствующее
действительности. Я решительно заявляю, что никогда я связей с царской охранкой
не имел, в услужении у нее не был никогда и шпионажем никогда не занимался и не
мог заниматься, так как это противоречило и моим убеждениям, и моей
деятельности, и тем взаимоотношениям, которые у меня установились с самого
начала моего служения в приходе вплоть до самой революции с гражданской властью
и ее представителями... Эти взаимоотношения совершенно исключали всякую
возможность не только какой-либо связи с царской охранкой или службы в ней, но
исключали даже возможность и самой мысли о том... На митинге в 1905 году я лишь
был в селе Эммаусе и выступал на нем с единственной целью — предотвратить
возможность кровавой расправы полиции с беззащитным населением и избавить
деревню от тех ужасных последствий, которые неизбежно бы обрушились на
население в случае подобного столкновения... Население понимало меня и выразило
благодарность за то, что страсти тогда не разгорелись и митинг окончился
сравнительно спокойно. Письменные мои показания на имя пристава Тверского уезда
об означенном митинге исходили не из моей инициативы, совсем не по моему плану,
не добровольно и вовсе не с целью шпионажа, а были вынужденными, вызванными
официальным допросом со стороны полиции (а не жандармерии), пристава,
приехавшего для допроса ко мне на дом... По крайней мере, ни при аресте 1918
года, ни при аресте 1921 года о контрреволюционных каких-либо с моей стороны
выступлениях и разговора не было... В церкви в своих проповедях тем
политических я не касался и каких-либо контрреволюционных выступлений не делал.
По поводу убийства Наумовой своей снохи. Да, это было
зверское, кошмарное убийство. Молодая девушка, едва достигшая 18-ти лет,
комсомолка или бывшая пред тем комсомолка, после спектакля в местном клубе,
чуть ли не участница спектакля, после обычных танцев идет домой и зверски
убивает свою спящую сноху — мать трех или четырех малолетних (одного из них
грудного) детей, порезав ей горло и нанеся ей несколько тяжелых ран. Говоря об
этом убийстве, я между прочим высказал такую мысль, что некоторая
ответственность за этот поступок ложится и на местную ячейку молодежи, что она
больше внимания и забот уделяет на устройство спектаклей, танцев и увеселений,
чем серьезной и нужной работе — такому воспитанию молодежи, которое бы
исключало возможность среди молодежи подобных кошмарных фактов, как это
зверское убийство. Через несколько дней после этого мне пришлось вести на эту
тему более подробный разговор на мельнице с представителем ячейки... Я высказал
такую мысль, что на партийной молодежи, как на передовой, в частности на
местной ячейке комсомола, лежит великая задача — подготовка и перевоспитание
современной молодежи для предстоящего социалистического переустройства страны,
подготовка кадров нужных для этого работников, — работа слишком серьезная,
ответственная, требующая потому особенного внимания и напряжения сил. Было
время, когда воспитание молодежи лежало отчасти на нас, теперь мы сошли со
сцены, эти обязанности перешли теперь к вам, комсомолу; на вас устремлены взоры
всей страны, вы являетесь цементом для будущего строительства, поэтому нужно и
более строгое, внимательное отношение к себе, нужна серьезная умственная работа
над собой, больше уделять внимание книге, а между тем книги даже партийной
литературы молодежью не читаются или мало читаются, и книги в библиотеке лежат
неразрезанными (ведь этого факта, что молодежь мало уделяет внимания книге,
отрицать и ячейка не будет), чему я был сам свидетелем. Нельзя же ограничивать
и сводить работу ячейки к устройству лишь спектаклей, танцев и других
увеселений. Нужно принять все меры к тому, чтобы между молодежью было меньше
случаев пьянства, хулиганства, поножовщины, что подобными поступками партийная
молодежь кладет пятно на всю партию... Вот краткое содержание моего
разговора... Не отсюда ли и обвинение меня в том, что я не советовал брать
книги из библиотеки при местной избе-читальне, не произошла ли тут простая
путаница или простая перефразировка моих слов о том, что молодежь вообще мало
читает, даже партийную литературу. Никаких выступлений против читальни при
клубе я не делал. По просьбе отдельных лиц из крестьян, не молодежи, а людей
семейных, я выдавал книги для прочтения из своей библиотеки этой зимой...
Теперь о собраниях и моем участии в них. В конце июня сего
года мне пришлось бывать на собраниях в деревне Большой Перемерке,
Никифоровской и в конце июля или начале августа в деревне Малой Перемерке и вот
по каким обстоятельствам. В начале июня сего года в целях расширения местного
совхоза "Власьево" у меня проектом землеустроителя произведено было
изъятие земли надельной, сада и даже усадьбы, с обязательством снести дом и
постройки в полуторагодовалый срок, а для дома в саду и построек в нем срок
этот даже 1 октября сего года. Земля, которой я пользовался, расположена среди
земель совхоза. При изъятии земли мне не отводилось ни другого какого-либо
земельного участка, ни даже усадьбы, где бы я мог построиться. Земля отбиралась
тотчас же, по проекту землеустроителя, и мне предоставлялось лишь то, что я
засадил и засеял. Я в течение тридцатипятилетней жизни во Власьеве все время
занимался сельским хозяйством и обрабатывал землю своими руками. Сад разведен
мной лично еще в 1904 году на совершенно бросовом участке и возделывался мной и
моей семьей... Сад отходит безвозмездно в совхоз, мне не предоставлено даже
права взять что-нибудь из насаждений сада, хотя я весной этого года посадил
пять штук яблонь. Положение мое и моей семьи оказалось крайне тяжелым и
совершенно безвыходным. Я обжаловал этот проект землеустроителя в уездном
землеуправлении и обратился к местному населению, чтобы оно подтвердило такие
факты: что я занимался сельским хозяйством в течение 35 лет, сад лично разводил
и обрабатывал его своими трудами, при участии всех членов своей семьи, что был
не только служителем культа, но и общественником и кое-что делал для народа и
местного населения, и поддержали мое ходатайство пред земельными органами или о
сохранении за мной сада или части его, или, наконец, какого-нибудь небольшого
участка земельного в другом каком-нибудь месте для постройки. На собраниях
обсуждалось только мое экономическое положение и положение моей семьи в тесной
связи с вопросом об изъятии у меня земли, и разговоры с крестьянами не выходили
из пределов этого круга. Население составило приговоры и выслало своих
представителей ко дню разбора дела и поддерживало мое ходатайство о сохранении
за мной сада или части его, или предоставлении мне небольшого участка в другом
каком-либо месте для постройки...
Во время нахождения отца Николая в тюрьме прихожане селений
Пасынкова, Никифоровской, Перемерок, Иенева, Кольцова выступили в защиту своего
пастыря. Они писали в заявлении к властям:
«Священник Николай Васильевич Лебедев во время своего
35-летнего служения в нашем приходе проявил себя с хорошей стороны. Он никогда
не был корыстолюбив. Никогда не назначал определенной платы за требы, а
удовлетворялся тем, что дают ему, и не требовал от тех, кто не давал ничего. Всегда
был добр и отзывчив к чужому горю. Во время своей 35-летней пастырской
деятельности он проявил себя как общественный деятель; борясь с грубостью,
хулиганством и пьянством, закрыл существовавшие у нас кабаки, открыл вместо них
две школы, устраивал чайные с читальнями, литературными чтениями и туманными
картинами. Открыл Общество трезвости, спасая людей от погибели и разврата. Те
средства, которые получал от трезвенников, он не брал себе, а вкладывал их на
другое полезное общественное дело: детский приют, основанный им на 40 человек
беспризорных детей, детей алкоголиков и беднейшего населения. Кроме того, он
пытался обратить на честную трудолюбивую дорогу людей, сбившихся с пути,
поддавшихся пьянству, привлекая их к трудовой и честной жизни, устраивал им
разные мастерские: швейные, сапожные, корзинные, где были
руководители-специалисты. Кроме того, он организовал кредитное товарищество,
обслуживающее 33 деревни, распространяющее семена, земледельческие орудия,
плодовые деревья, привлекая население к ведению культурного хозяйства. Всю свою
жизнь в нашем приходе он отдавал всего себя народу, борясь с грубостью,
невежеством, темнотой, пьянством и хулиганством. Он не занимался какой-либо
провокацией и пропагандой против советской власти, не выступал ни на каком
собрании. Он никогда не был врагом народа, а был всегда другом его, полезным и
ценным членом общества, а посему мы, прихожане села Власьево и граждане селений
Пасынкова, Никифоровской, Перемерок, Иенева, Кольцова, ходатайствуем перед ОГПУ
о его освобождении».
3 ноября 1929 года священник был приговорен к трем годам
заключения в Соловецкий лагерь особого назначения, где он пробыл до 9 августа
1931 года, а затем был выслан в город Мезень Архангельской области. В июле 1932
года переведен в Архангельск, а затем выслали в Усть-Куломский район в село
Керчёмья Коми области. 19 августа 1932 года окончился срок ссылки священника.
Для выезда с места ссылки требовалось согласие местного ОГПУ, но оно не было
дано, и священник еще на год остался в Керчёмье. Дочь отца Николая добилась
встречи с членом Верховного суда РСФСР Аароном Сольцем и изложила ему, кто был
ее отец и суть своей просьбы. На заявлении, поданном дочерью, он наложил
резолюцию об освобождении священника. В заключение встречи она спросила его:
«Могу ли я узнать о результатах своего ходатайства и когда?» — «Ваш отец
приедет к вам, вы и узнаете»,— ответил тот.
Летом 1933 года положение священника сильно ухудшилось.
Посылки, которые посылала дочь, приходили не регулярно и со значительным
опозданием, что привело священника к истощению и слабости. В то время окрестное
население в результате коллективизации голодало. Вследствие голода у о.Николая
начались страшные желудочные боли, он стал быстро слабеть. Дочь священника
снова написала письмо Сольцу, закончив его словами: «Буду верить, что вы при
всей своей важной работе сдержите свое честное и стойкое слово коммуниста, и я
дождусь, что мой отец действительно приедет ко мне». Однако, несмотря на все
обещания властей, он не вернулся домой.
Скончался 1 сентября 1933 года в ссылке в селе Керчёмья
Усть-Куломского района Коми области и был погребен на деревенском кладбище в
безвестной ныне могиле.
После ареста отца Николая храм в селе Власьево был закрыт,
вновь он был открыт лишь в 1989 году. Это был первый храм в Тверской епархии, в
котором возобновилось богослужение после нескольких десятилетий гонений на
Русскую Православную Церковь.
В 1989 году о. Николай был реабилитирован.
Причислен к лику святых новомучеников и исповедников
Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в
августе 2000 года для общецерковного почитания.
В 2018 году его имя внесено в список собора святых
Архангельской митрополии
Иоанн (Троянский) (1862 - 1937), епископ Осташковский, викарий
Тверской епархии, священномученик
Память 22 августа, в Соборе Воронежских святых и в Соборе
новомучеников и исповедников Церкви Русской
В миру Иван Ефимович Троянский, родился 10 ноября 1862 года в
поселке Новокленском Козловского уезда Тамбовской губернии в семье священника.
В 1879 окончил II Тамбовское духовное училище, в 1885 году -
Тамбовскую духовную семинарию по II разряду
Вступил в брак. На пятом курсе семинарии, 10 сентября 1884
года был рукоположен в сан диакона, а затем во священника.
Служил на приходах Тамбовской епархии.
В 1922 году овдовел и был пострижен в монашество.
22 декабря 1922 года, не разобравшись в сути обновленчества,
был рукоположен во обновленческого епископа Сасовского. Хиротонию в
Заиконоспасском монастыре совершили еп. Антонин (Грановский) и еп.
Краснослободский Александр, викарий Пензенской епархии.
В Сасове еп. Иоанн жил с конца декабря 1922 года по 30 апреля
1923 года, затем был назначен исполняющим должность правящего Тамбовского
епископа. На обновленческом соборе 1923 года не был, поэтому не принял участия
в осуждении патриарха Тихона.
В конце сентября 1923 года вернулся из Тамбова в Сасово,
которое к тому времени перешло в ведение Рязанской обновленческой епархии.
15 января (? название месяца неразборчиво) 1924 года ушел за
штат.
Личное покаяние перед патриархом принес в октябре 1924 года.
18 ноября 1924 года прервал отношения с обновленцами, за что был ими запрещен в
священнослужении. В начале 1925 года, согласно резолюции патриарха Тихона, еп.
Иоанн принес покаяние перед народом, и архиеп. Рязанский Борис (Соколов)
совершил над ним чин присоединения к Церкви.
Как ставленник епископов старого поставления был принят в
сущем сане и указом от 3 марта 1925 года назначен епископом Акмолинским и
Петропавловским, викарием Омской епархии. Вместе с правящим Омском
архиепископом Виктором (Богоявленским) боролся против обновленчества. 30 марта
1927 года викариатство преобразовано в самостоятельную епархию. В 1928 году
указом №172/7 учреждено викариатство при Петропавловской епархии в г. Акмоле.
В первой половине 1930 года был назначен епископом
Бугурусланским, назначение вскоре было отменено.
9 марта 1932 года был назначен на новообразованную Рыбинскую
кафедру. Но власти не простили ему ухода от обновленцев, и вскоре по прибытии в
Рыбинск он был арестован и приговорен к трём годам ссылки за
"контрреволюционную деятельность". Проживал в Калинине (ныне Тверь).
22 ноября 1932 года постановлением Временного Священного
Синода РПЦ по причине "продолжительного отсутствия" на кафедре и
"по болезненному состоянию" был уволен на покой и назначен в
распоряжение Калининского архиепископа сщмч. Фаддея (Успенского), а Рыбинская
епархия включена в состав Ярославской.
По возвращении из ссылки поселился в городе Торопце Тверской
области.
27 мая 1934 года назначен временным управляющим Великолукской
и Торопецкой епархии, 24 июня 1935 года утвержден в должности. Получив с
большим трудом от гражданских властей регистрацию и разрешение на богослужение
в храмах города, он старался служить как можно чаще, за каждым богослужением
обращаясь к молящимся с проповедью. Боролся с обновленчеством, при нем в
Православие вернулись 4 обновленческих прихода Торопца. В условиях ужесточения
репрессий ходатайствовал о передаче закрытых церквей Торопца общинам верующих.
В январе 1936 назначен Осташковским, викарием Тверской
епархии. Продолжал жить в Торопце.
Недоброжелатели доносили в НКВД, что он в своих проповедях
говорит о несомненном бытии Бога, о том, насколько большое значение имеют в
нашей жизни святость и святые, а также чудотворные иконы; чудеса, совершаемые
по молитвам святых и по обращении верующего к чудотворному образу, — это факты.
Но мало этого, он заманивает в церковь гостинцами и печеньем детей. Так
например, в Вознесенской церкви он посреди храма раздавал детям конфеты и
пряники.
23 июля 1937 года был арестован и заключен в Торопецкую
тюрьму.
- Следствие располагает документами, что вы у себя на дому
исполняете религиозные обряды. Вы подтверждаете данные следствия?
- Да, подтверждаю, я действительно допустил однажды по
усопшему отслужить панихиду в своем доме. Кроме этого, я регулярно у себя на
квартире проводил вечерние и утренние службы, — ответил епископ.
- Ваши взгляды на обновленчество?
- По каноническим правилам обновленчество — это ересианство,
обновленчество зародилось давно, оно борется за новшества в жизни духовенства;
безусловно, православная церковь с обновленчеством борется.
- Ваше личное влияние на обновленчество по Великолукской
епархии?
- Личного видимого влияния на обновленчество мною не
проявлялось, тем не менее за последнее время по Великолукской епархии
прибавилось четыре церкви тихоновской ориентации за счет обновленчества.
- Следствие располагает данными, что вы как епископ с целью
привлечения к церкви людей детского возраста практиковали в своей деятельности
раздачу конфет, печенья детям, находясь в церкви и на улице. Вы эти данные
подтверждаете?
- Да, признаю, что я... иногда раздавал детям конфеты,
печенье, находясь в церкви и на улице. В основе при этом у меня была жалость к
детям; как нищему каждый православный подает копеечку, так и детям, я считаю,
нужно оказывать внимание и заботу.
- Вы допускали в своей деятельности проповеди вне стен церкви?
- Да, признаю себя виновным, что я произносил проповедь
религиозного содержания вне стен церкви.
Вызывались свидетели - из тех, кто готов был
лжесвидетельствовать против епископа.
«Троянский, посещая церковь, произносит проповеди контрреволюционного
содержания; так в начале июля 1937 года Троянский, будучи в Вознесенской
церкви, говорил: "Апостол Павел страдал за веру христианскую, и ему были
не страшны ни пытки, ни казни, а мы изменяем вере, боясь репрессий".
Троянский систематически ведет борьбу с обновленчеством, в результате
тринадцать священников перешло в тихоновскую ориентацию. В мае месяце, будучи в
гостях у гражданина Федорова Михаила, Троянский критиковал современные моды в
СССР и говорил, что эти моды неизбежно приведут к вырождению юношества».
В справке, составленной по требованию НКВД, председатель
Торопецкого горсовета написал, что епископ принимал активное участие в
ходатайстве об открытии закрытых церквей города Торопца.
31 августа 1937 года постановлением Тройки НКВД по Калининской
области приговорен по ст. 58-10 УК РСФСР к расстрелу.
Расстрелян 4 сентября 1937 года. Погребен в безвестной общей
могиле.
31 июля 1989 года реабилитирован прокуратурой Калининской
области.
Причислен к лику святых новомучеников и исповедников
Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в
августе 2000 года для общецерковного почитания.
Александр Матвеевич Ратьковский (1870 - 1937), священник,
священномученик.
Память 22 августа и в Соборе новомучеников и исповедников
Российских.
Родился в 1870 году в селе Опросьево Ново-Ржевского уезда
Псковской губернии в семье диакона.
В 1891 году окончил духовную семинарию и был рукоположен в сан
диакона, а в 1897 году - в сан священника.
В 1906 году был назначен в один из храмов города Торопца, где
прослужил всю жизнь до своей мученической кончины.
19 марта 1931 года был арестован в числе других православных, среди которых
были епископ Великолукский Тихон (Рождественский), священники,
диаконы, монахи и православные миряне, которых власти объединили в вымышленную
организацию "Усиление христианского движения".
Александр Ратьковский Торопецкая тюрьма 1931 г. |
2 апреля следователь допросил священника. На его вопросы о.
Александр ответил:
"Родители мои были из духовных. Отец был диаконом в
Ново-Ржевском уезде, где и умер. В Торопец я приехал в 1906 году, где и служу
по настоящее время. Семья у меня – восемь человек. Три сына: Анатолий служит
священником в погосте Севастьяново Торопецкого уезда, ныне выслан ОГПУ, Николай
– в Кременчуге, но где работает, мне неизвестно, Владимир служит в совхозе в
Боровичском уезде Новгородской губернии. Четыре дочери служат на советских
работах.
Священнослужителей, а также монахинь города Торопца я знаю,
они сейчас арестованы, но других назвать имена и фамилии затрудняюсь.
Знакомства особенного ни с кем никогда не вел, так как живу на окраине города,
но по делу ко мне все же приходили. Больше сказать ничего не могу".
12 ноября 1931 года был приговорен к трем годам ссылки в
Казахстан, по окончании которой в 1934 году вернулся в Торопец и стал служить в
той же церкви. С его возвращением в храм церковная жизнь оживилась. Отец
Александр наладил в храме уставное богослужение, монахини пели на клиросе, одну
из монахинь он назначил старостой. Этого было уже достаточно для ареста.
НКВД арестовал о. Александра 23 июля 1937 года и заключил в
Торопецкую тюрьму; на следующий день следователь допросил его.
– Каковы ваши взаимоотношения с епископом Иоанном Троянским и
другими священниками?
– Взаимоотношения у меня с епископом нормальные, он был у меня
на квартире, был и я у него на квартире по вопросам религиозного характера.
– Вам известно, что епископ Троянский, находясь в церкви, где
вы служите священником, раздавал детям конфеты с целью вербовки молящихся?
– Да, признаю, что в церкви, где я являюсь священником,
епископ раздавал детям конфеты, но я... не считаю это ненормальным явлением...
– Произносил ли проповеди епископ Троянский, находясь в
церкви, в которой вы состоите священником?
– Да, проповеди епископа были обычным явлением, какого они
были содержания, я затрудняюсь сказать, так как я в это время потреблял Святые
Дары .
31 августа Тройка НКВД приговорила о. Александра к расстрелу.
Расстрелян 4 сентября 1937 года.
31 июля 1989 г. был реабилитирован по 1937 году репрессий, а
18 июля 1995 года реабилитирован по 1931 году репрессий.
В августе 2000 года на Архиерейском Соборе Русской
Православной Церкви был причислен к лику святых новомучеников и исповедников
Российских для общецерковного почитания.
Люберцев Михаил Сергеевич (1883 - 1937), священник,
священномученик.
Память 22 августа и в Соборе новомучеников и исповедников
Российских
Родился 21 октября 1883 года в городе Осташкове в семье
портного Сергея Люберцева. Окончил духовное училище и с 1901 по 1907 год был
учителем в 4-й приходской школе в родном городе. Решив избрать для себя новое,
сугубо церковное поприще, он в 1907 году поступил псаломщиком в Преображенскую
церковь города Осташкова.
В 1912 году был рукоположен в сан диакона к одному из храмов
города Старицы и прослужил здесь до 1918 года, когда, вернувшись в Осташков,
стал служить в Знаменском монастыре.
В 1931 году ОГПУ арестовало епископа Великолукского Тихона
(Рождественского) и вместе с ним духовенство Великих Лук, Торопца, Осташкова,
насельников Ниловой пустыни, многих монахинь и послушниц, всего - сто девяносто
одного человека: девяносто девять священноиноков и монахов, двадцать пять -
белых священников и диаконов и шестьдесят семь мирян - из крестьян, офицеров
царской армии и дворян.
Был арестован 19 марта 1931 года. Арестованных обвиняли в том, что они, вопреки
Священномученик Михаил Люберцев Осташковская тюрьма 1931 г. |
распоряжению советских властей, закрывших все монастыри в
области, организовали нелегальный монастырь, который высоким идеалом
христианского подвига стал привлекать многих мирян, а также и в том, что они
организовали кружки для школьников для изучения Закона Божьего, создали
сестричества, которые действовали в Великих Луках, Торопце и Осташкове, причем
среди членов сестричеств широко распространялась богословская литература. Желая
придать обвинениям политический характер, власти заявили, что их религиозная
деятельность привела к развалу колхозов в этих районах.
Был приговорен к трем годам ссылки в Северный край. Тюремное
заключение и ссылка не сломили его дух, но, наоборот, укрепили в нем веру и
упование на Бога. Несмотря на то что у него была большая семья - три сына и две
дочери (младшим детям было шесть и десять лет), он был полон решимости служить
Богу и святой Православной Церкви до конца.
Из ссылки он вернулся в 1934 году и был рукоположен в сан
священника к Успенской церкви в селе Щучье Осташковского района, где прослужил
до мученической кончины в 1937 году.
Власти пытались ограничить благодатное влияние Церкви только
стенами храма, всячески препятствуя священнику ходить с молебнами по дальним
деревням своего прихода, исповедовать и причащать тех, кто не мог дойти до
храма. Однако всех таковых о. Михаил посещал, ходил по деревням с крестными
ходами и служил молебны в домах и в полях. Для своих духовных детей, прихожан,
он был подлинным пастырем и душепопечительным отцом. Но не желая, чтобы его
упрекали в том, что он действует, не попытавшись получить разрешение исполкома,
он шел испрашивать его к властям, но почти всегда получал отказ.
18 июня верующие одной из деревень прихода обратились в
сельсовет за разрешением на службу молебнов в их домах и на крестный ход с
иконами в день Троицы. Сельсовет в этой просьбе верующих отказал.
22 июля о. Михаила вызвали в правление колхоза, где
председатель сельсовета в присутствии колхозников стал предлагать священнику
подписаться на заем.
- Подписаться на заем - это дело хорошее, - ответил священник.
- Но вот мне хлеба в кооперативном магазине не продают. Мне не разрешают ходить
по приходу с молебнами. А кроме того, я и так плачу очень большой налог... Но
все же, я подпишусь на заем, но с условием, если вы мне разрешите совершать
богослужения в домах. Например, 2 августа, на Ильин день, в деревне Лукьяново.
- Хорошо, - ответил председатель сельсовета, - пусть желающие
граждане подадут по этому вопросу заявление, и сельсовет его разберет.
В тот же вечер о. Михаил позвал к себе одного из членов
двадцатки и сказал:
- Представляется возможность снова просить о разрешении служить
молебны по домам и о крестном ходе с иконами на Ильин день, но для этого нужно,
чтобы верующие подали заявление в сельсовет. Когда придешь в сельсовет, то
скажи, что если они разрешат служение молебнов, то все верующие подпишутся на
заем.
Заявление было написано, подписи собраны, и все документы
поданы уже на следующий день, 23 июля, но сельсовет в просьбе отказал. На
другой день сотрудник НКВД подал документы на арест священника. В них он писал:
"Являясь контрреволюционно настроенным, Люберцев проводил
контрреволюционную агитацию, направленную к срыву проводимых мероприятий в
деревне, выступил с агитацией против займа, агитируя колхозников подписываться
на заем в том случае, если сельский совет разрешит совершать богослужение с
хождением с иконами по деревням".
25 июля 1937 года был арестован и заключен в Осташковскую
тюрьму. В качестве вещественных доказательств его преступлений из его дома были
взяты книга сочинений святого праведного Иоанна Кронштадтского и двенадцать
иллюстраций к Священной истории.
На следующий день следователь НКВД допросил священника. Отец
Михаил держался в тюрьме и на допросах бесстрашно и свободно и на вопрос
следователя, признает ли он себя виновным, ответил, что никоим образом не
признает.
Был вызван один из членов сельсовета, который показал:
"Мне известно, что Люберцев говорил, что нужно добиться, чтобы сельсовет
считался с верующими и что верующие должны крепко стоять за веру".
Вызвали члена двадцатки, ходившего в сельсовет, который
сказал:
"Люберцев часто призывал верующих стоять за веру и
защищать Церковь от нападок. По вопросу о положении с колхозами Люберцев часто
говорил, что не надо терпеть и ждать, когда изменится жизнь к лучшему. Помню,
что однажды, примерно в конце апреля месяца сего года, перед Пасхой, на заданный
Люберцеву вопрос о войне, он пояснил, что война скоро будет, а кто победит -
фашисты или СССР, сказать трудно, так как победа СССР над фашистами будет
зависеть от того, как крестьяне пойдут защищать СССР"
Один из колхозников, вызванный на допрос, показал:
"В июне месяце стояла большая засуха и не было дождя.
Люберцев стал вести работу среди верующих, обрабатывая их в контрреволюционном
духе и заявляя, что нужно добиться разрешения организовать по деревням ход с
иконами и просить Господа Бога, как говорил Люберцев, о послании дождя.
Сельсовет, конечно, в этом отказал. Тогда Люберцев повел контрреволюционную
агитацию, говоря, что нет дождя потому, что прогневали Господа Бога, и что за
попирание веры будут все жестоко наказаны. Помню, что мне пришлось случайно
услышать, как Люберцев среди верующих по вопросу о войне говорил, что скоро
будет война и что в этой войне много погибнет людей".
31 августа Тройкой НКВД приговорен к расстрелу.
Священник Михаил Люберцев был расстрелян 4 сентября 1937 года.
1 июня 1989 года был реабилитирован Тверская областная
прокуратура.
Причислен к лику святых новомучеников и исповедников
Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в
августе 2000 года для общецерковного почитания.
Владимир Дмитриевич Мощанский (1866 - 1938), протоиерей,
священномученик
Память 25 августа и в Соборе новомучеников и исповедников
Церкви Русской
Родился 15 июня 1866 года в селе Заборовье Вышневолоцкого
уезда Тверской губернии в семье протоиерея Димитрия Мощанского, который служил
сначала в Заборовье, а последние годы своей жизни – в Ильинской церкви на
Пятницком кладбище в Вышнем Волочке. Мать, Анна, была дочерью священника,
служившего в городе Старице. Она рано осталась вдовой; будучи очень набожной,
она кормила всех бедных и нищих, и когда умерла, все они пришли ее хоронить, и
тогда стало видно, сколь многим она благодетельствовала. По материнской линии
Владимир Дмитриевич - двоюродный брат духовного писателя Михаила Александровича
Новоселова.
Владимир Дмитриевич окончил Тверскую духовную семинарию.
Женился на дочери священника Иоанна Дмитриевского, Евдокии.
8 февраля 1887 года был рукоположен в сан диакона к Богородице-Рождественскому храму в селе Рогачёве Ржевского уезда Тверской губернии.
Диакон Владимир Мощанский с женой Александрой Ивановной |
У о. Владимира и Евдокии Ивановны родились дочь Ольга и три
сына – Владимир, Александр и Николай. При рождении последнего ребенка Евдокия
Ивановна умерла, оставив о. Владимира с маленькими детьми, воспитывать которых
помогала ее незамужняя сестра Александра Ивановна.
С 1900 года служил диаконом в селе Архангельское-Чашниково
Зубцовского уезда Тверской губернии.
21 октября 1911 года был рукоположен в сан иерея к Успенскому
храму в селе Спасском Кашинского уезда. Через некоторое время он был возведен в
сан протоиерея. За отзывчивость к нуждам людей, кротость и милосердие прихожане любили его как попечительного
пастыря и отца. Несмотря на скудость средств, он всегда благотворил
нуждающимся, отдавая иногда последнее. Когда о. Владимир шел в церковь, нищие
подходили к нему, и он всех оделял деньгами, так что уже и Александра Ивановна
говорила ему: "Отец, ты все раздаешь, у нас уже и у самих почти нет
ничего, а ты раздаешь". Переехав впоследствии в Вышний Волочек, он жил по
соседству с фабричными рабочими. Бывало, они получат зарплату и в три дня ее
прогуляют, а между тем у них были семьи – и идут занимать деньги к отцу
Владимиру. Александра Ивановна скажет: "Отец, они же тебе не
отдадут". Но о. Владимир, зная это, давал все равно – его доброе сердце
никому не могло отказать.
По утрам, если не было церковных служб, о. Владимир подолгу молился, а свободное время посвящал чтению Священного Писания.
Священник Владимир Мощанский с сыновьями 1910 г. |
Гонения все усиливались, и дети о. Владимира стали просить его, чтобы он не служил в храме, поскольку это грозит преследованиями как для него, так и для них. Но о. Владимир не согласился. В Вышнем Волочке он служил в Зимнем соборе и ходил по городу в рясе. Почти каждый день священник был в храме. Только в последнее время, когда возраст стал подходить к семидесяти годам и подступили болезни, ему приходилось оставаться в будние дни дома. Ему пришлось воспитывать осиротевшую в восемь лет внучку Ольгу. Сначала он учил ее дома всем предметам, но прежде всего молитвам. Когда проверили ее знания, то приняли сразу в пятый класс. В школе ей велели выучить частушку: "Нынче в церковь не ходила и не каялась попу, я такого крокодила даже видеть не хочу!" Придя домой, она с детским простодушием прочла эту частушку дедушке. Александра Ивановна только ахнула и сказала: "Да что же это такое!" А о. Владимир промолчал, внимательно посмотрел на внучку и сказал: "А ты подумала, Оля, что твой дедушка – священник?" И такое у нее было раскаяние, что она упала на колени и попросила прощения.
Священномученик Владимир Мощанский, Вышний Волочек, конец 1920-х - начало 1930-х гг. |
К 1930-м годам он стал заштатным священником, ввиду своего преклонного возраста. Он продолжал крестить младенцев, отпевать покойников, служил панихиды на Пятницком кладбище, где в Ильинской церкви служил когда-то его отец и где за алтарем было семейное захоронение Мощанских.
"Мощанского Владимира Дмитриевича я знаю с 1937 года...
как служителя культа в прошлом времени, а в настоящее время он проводит службы
исключительно в большие духовные праздники и причем не зарегистрирован в
соответствующих органах советской власти... Из разговоров верующих мне
известно, что Мощанский прибыл из Кашинского района в город Вышний Волочек.
Мощанский настроен к существующему строю и мероприятиям партии и советской
власти враждебно, систематически высказывает среди верующих контрреволюционные
антисоветские взгляды, направленные на подрыв советской власти, наносит
оскорбления советской конституции, говоря, что это обман и свобода большевиков
только на бумаге. Летом 1937 года Мощанский, выходя из церкви после службы,
сказал вышедшим верующим: "Вы, верующие, молитесь Господу Богу, Он даст
вам счастье, а эти... без Бога пропадут, да и вы сами видите, что у них жизнь
идет все хуже и хуже с каждым днем, в городе нет ничего, а в деревне от
колхозной жизни колхозники плачут". 1 декабря 1937 года Мощанский, идя по
направлению к Пятницкому кладбищу совместно со служителем культа Успенским
Владимиром Васильевичем, вел разговор по поводу предстоящих выборов в Верховный
Совет. Мощанский сказал: "Да что там идти голосовать, это только
формальность, большевики давно их выбрали, так что мы здесь в голосовании
играем маленькую роль..." Также в большие духовные праздники Мощанский
делал обход могил умерших и вместе с этим обходом наносил оскорбления
существующему строю, говоря: "Раньше при царизме как жили все хорошо, а
теперь свободная страна довела духовенство до того, что ходи по могилкам да
оглядывайся, а то подойдут и арестуют, ведь незаконных арестов духовенства
много, да чуть ли и не все, а всё кричат – свобода слова, свобода печати, у нас
демократия".
На следующий день следователь допросил заведующего конторой
Союзутиль, он показал:
"Знаю Мощанского Владимира Дмитриевича с 1931 года как
соседа. Мощанский все время служил в Зимнем соборе священником. Мощанский
контрреволюционно настроен, антисоветскую агитацию проводил среди жителей
города Вышнего Волочка в открытой форме под разными предлогами, восхвалял жизнь
дореволюционного времени, открыто выступал против советских законов,
распространял провокационные слухи оскорбительного характера по адресу
советских ученых... Осенью 1937 года перед выборами в Верховный Совет в
разговоре с ним на вопрос, почему он... стал служить, Мощанский стал угрожать,
говоря: "Что вам надо, почему вы так враждебно относитесь к религии?"
И от меня ушел. На второй день после этого разговора с Мощанским жена меня
стала ругать, что я так отношусь к священнику, то есть Мощанский сумел за это
время убедить мою жену, которая выступила в защиту священника. 23 ноября... в
присутствии учеников восьмых-девятых классов Мощанский проводил
контрреволюционную агитацию, направленную на распространение провокационных
слухов оскорбительного характера против наших ученых, говоря: "Ученый
Павлов перед смертью завещал, чтобы имеющиеся церковные здания не ломать и не
занимать под музеи, вот видите, и ученые заступаются за религию". На
вопрос, откуда вы это узнали, Мощанский замолчал. Летом 1937 года Мощанский
свою контрреволюционную агитацию проводил в поле на выгоне скота среди отсталых
женщин, имеющих коров".
В тот же день сотрудник Вышне-Волоцкого НКВД допросил
священника:
– Когда вы прибыли в город Вышний Волочек и откуда?
– В город Вышний Волочек я прибыл из села Спасского Кашинского
района.
– Назовите, кого вы знаете из духовенства Вышнего Волочка.
– Из духовенства я знаю Всеволода Федоровича Зосимовского,
священника собора, Александра Алексеевича Кобарова, священника собора, Ивана
Никитича Воронцова, священника собора, Владимира Васильевича Успенского,
настоятеля храма.
– Вы обвиняетесь в контрреволюционной антисоветской агитации,
дайте по этому вопросу правдивые показания.
– Себя я в этом виновным не признаю и показаний или примеров
по данному вопросу дать не могу.
16 февраля следователь продолжил допрос "дежурных
свидетелей". Как почти всегда по делам о православных священниках, такими
свидетелями были обновленцы, выполнявшие зачастую роль "судебных
убийц". Обновленческий священник храма на кладбище показал:
"Знаю Владимира Дмитриевича Мощанского с января 1938
года. Он тоже служитель культа, только тихоновского порядка. Мощанский
контрреволюционно настроен. Контрреволюционную агитацию Мощанский проводил
открыто и систематически, под всякими предлогами. Кроме того, Мощанский
формально отказался от служения, но на самом деле является активным проводником
антисоветских разговоров и уже тем совершает преступление, когда нелегально
крестит младенцев и участвует в службах. 28 января 1938 года Мощанский открыто
стал говорить: "Новообрядцы – это предатели православной земли, они ее
продали антихристам-коммунистам". В продолжении разговора Мощанский
заявил: "За нами идет вся масса верующих, а за вами никто". Кроме
того, Мощанский является активным организатором встречи Нового года в церкви
по-старому... 3 февраля 1938 года я зашел в Зимний собор, где службу вел
священник Мощанский. После службы Мощанский подошел к церковному старосте, и
ему председатель двадцатки стал что-то говорить; на это ему Мощанский строго
ответил: "Потише, здесь есть шпионы".
19 марта сотрудник НКВД, имея перед собой протоколы допросов
"дежурных свидетелей", приступил с вопросами к о. Владимиру.
– Вы обвиняетесь в контрреволюционной агитации. Дайте
подробные показания.
– Контрреволюционной агитации я не проводил и виновным себя в
этом не признаю.
– Зачитываю показания свидетеля о проведении вами
контрреволюционной агитации. Признаете ли себя виновным?
– Считаю показания свидетеля неправдоподобными и их
категорически отрицаю.
– Зачитываю показания свидетеля о распространении вами
клеветнических слухов оскорбительного характера по адресу советских ученых.
Признаете вы это?
– Да, действительно, такой разговор имел место, но я не
говорил с целью проведения контрреволюционной агитации, этот разговор касался
только одного ученого, про которого я и сейчас остаюсь при своем мнении.
– Что вас заставило встать на этот контрреволюционный путь?
– Поскольку я священник, то меня молодежь старалась втянуть в
разговор, но я всегда старался этого избегать и больше молчать, но этот
разговор я не мог пропустить мимо, не стерпел и дал ответ.
– Вы следствию говорите неправду. Следствие настаивает дать
правдивые показания. Что вас заставило встать на этот контрреволюционный путь?
– Я следствию говорю только правду, никаких других причин не
было.
На следующий день следователь вывел престарелого священника на
очную ставку с "дежурным свидетелем", который показал:
"Хорошо помню, в октябре 1937 года Мощанский в присутствии
верующих на одной из могил сказал: "Вот пришло время, нас, духовенство,
преследуют за религию, ведь раньше этого царь не делал, а теперь свободная
страна, и арест за арестом, а посмотреть, кого арестовывают, так можно смело
сказать – невиновных людей". В январе 1938 года Мощанский около Пятницкой
церкви сказал: "Составили всенародную конституцию, выбрали тайным
голосованием правительство, а на деле проводят другое, вразрез всем своим
законам, но этому народ не верит, а только больше озлобляется на советскую
власть".
Следователь, обращаясь к священнику, сказал:
– Обвиняемый Мощанский Владимир Дмитриевич, вы обвиняетесь в
проведении антисоветской агитации. Подтверждаете ли вы показания свидетеля?
– Антисоветской агитации я не проводил и виновным себя в этом
не признаю. Также отрицаю показания свидетеля.
– Обвиняемый Мощанский Владимир Дмитриевич, вы говорите
неправду, следствие настаивает дать правдивые показания о проводимой вами
контрреволюционной агитации.
– Я говорю только правду, что контрреволюционную агитацию я
никогда не проводил.
22 марта следователь провел очную ставку священника со
следующим свидетелем, который сказал:
– 23 ноября 1937 года в присутствии нескольких учеников
восьмых-девятых классов Мощанский проводил контрреволюционную агитацию,
направленную на распространение провокационных слухов оскорбительного характера
против наших ученых, заявляя: "Ученый Павлов перед смертью завещал, чтобы
имеющиеся церковные здания не ломать и не занимать под музеи, вот видите, и
ученые идут за религией".
– Обвиняемый Мощанский Владимир Дмитриевич, подтверждаете ли
вы показания свидетеля?
– Да, подтверждаю показания свидетеля.
27 апреля было составлено обвинительное заключение и принято
решение передать дело в суд для заслушивания его в закрытом заседании. 27 июня
1938 года к десяти часам утра священника доставили в здание народного суда для
слушания дела. Даже для видавших всякое судей вид немощного старца, которого
предполагалось приговорить к семи годам заключения в исправительно-трудовой
лагерь с последующим поражением в правах, вызвал недоумение. Председатель суда
зачитал обвинительное заключение и спросил, все ли священнику в нем понятно.
Отец Владимир ответил:
– В чем меня обвиняют – это мне понятно. Виновным себя признаю
в том, что я говорил, но только не с целью агитации; я сказал, что люди ученые
тоже верят в Бога. Больше я ничего не говорил. Виновным себя в антисоветской
агитации не признаю.
После этого были вызваны свидетели, дававшие показания на
предварительном следствии. Один из них сказал, что священник заявлял, что
"раньше жилось лучше, все было, свобода слова, а теперь ходи между
могилками да оглядывайся, а то арестуют..." Другой свидетель на суде
пояснил: "Осенью 1937 года в разговоре с Мощанским о новой конституции он
мне сказал: "Что вы ко мне так относитесь враждебно, разве религия это
позор?" 23 декабря 1937 года, как записал секретарь суда, ведший
стенограмму заседания, свидетель показал, что "священник... говорил, что
Бог есть и что, когда академик Павлов умирал, он говорил, чтобы в Ленинграде не
закрывали ни одной церкви, так как Павлов сам верил в Бога". Последним
давал показания священник-обновленец; он сказал, что Мощанский настроен
антисоветски, он нападал на обновленцев, называл их антихристами, говорил, что
они предали веру.
Отец Владимир, выслушав все обвинения, выдвинутые против него,
возразил, что если когда что и говорил, то не с целью агитации.
26 июня 1938 года Спецколлегия Калининского областного суда
вынесла приговор: семь лет заключения с последующим поражением в избирательных
правах на три года.
Отец Владимир подал кассационную жалобу, прося пересмотреть
несправедливый приговор. На время, пока суд рассматривал жалобу, о. Владимира
вернули в Вышневолоцкую тюрьму. Все камеры здесь были переполнены, заключенным
почти круглосуточно приходилось стоять и даже на полу не было места прилечь.
Когда надзиратель открывал дверь, то люди непроизвольно вываливались в коридор.
Отец Владимир в тюрьме строго постился и почти все посылки, которые передавала
ему Александра Ивановна, раздавал сокамерникам. В заключении протоиерею
Владимиру исполнилось семьдесят два года. Состояние его здоровья становилось
все хуже и хуже, а тюремная администрация медлила принимать какие бы то ни было
меры, так что в конце концов заключенные в камере возмутились, стали стучать в
железную дверь и кричать: "За что вы мучаете старого священника? В чем он
виноват? Мы тоже верим в Бога". Администрация тюрьмы не улучшила положение
священника, оставив его в общей камере.
16 августа 1938 года Специальная Коллегия Верховного суда,
рассмотрев дело, постановила, что приговор подлежит отмене "на том
основании, что такой важный документ, как протокол судебного заседания,
председательствующим не подписан", показания одного из свидетелей записаны
путано, указано, что не Мощанский вел антисоветские разговоры, а этот
свидетель. На этом основании приговор суда подлежит отмене, а дело передаче в
тот же суд со стадии судебного следствия.
Не вынеся тяжелых условий заключения, протоиерей Владимир
Мощанский скончался 7 сентября 1938 года.
Заключенные сами сделали гроб. Отца Владимира одели в чистое
белье, которое он хранил в тюрьме на случай смерти. Гроб поставили на телегу и
повезли на Пятницкое кладбище мимо дома священника.
Александра Ивановна не знала, что о. Владимир скончался, и еще
несколько дней носила в тюрьму передачи. После смерти о. Владимира его образ
стал являться начальнику хозяйственной части тюрьмы. Куда бы он ни шел, чтобы
ни делал, перед его взором стоял старый священник. Это продолжалось и ночью,
так что он совсем потерял сон. И вот на рассвете девятого дня с момента кончины
о. Владимира, едва рассеялись сумерки, он пошел по улице в сторону кладбища. Он
не знал адреса его близких, но непроизвольно остановился перед домом священника
и постучал в окно. Александра Ивановна открыла форточку и спросила, что ему
нужно. "Выйдите, оденьтесь, ваш дедушка умер, я покажу вам могилку".
Александра Ивановна вышла, и он отвел ее на кладбище и показал могилу о.
Владимира, где еще при жизни он служил панихиды. Впоследствии на этом месте был
поставлен крест и погребены сын и дочь священника – Владимир и Ольга.
19 сентября 1999 года священномученик Владимир
Мощанский был прославлен как местночтимый святой Тверской епархии.
В августе 2000 года на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви был причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания.
Память 28 августа, 4 октября (в Соборе Казанских святых) и в
Соборе новомучеников и исповедников Российских.
В миру Зайцев Иван, родился в 1863 году в г. Гатчина Санкт-Петербургской
губ. в семье чиновника.
Окончил Гатчинский Императорский Николаевский институт.
В сентябре 1891 года поступил послушником в Нилову
пустынь Тверской губ. Был помощником учителя церковно-приходской школы при
монастыре.
25 сентября 1893 года принял монашество, в июне
1894 рукоположен в сан иеродиакона, а 24 мая 1896 года - в сан иеромонаха.
14 марта 1900 года назначен казначеем
Новоторжского Борисоглебского монастыря, 1 июля того же года - экономом
Архиерейского дома, с 13 августа 1904 года - благочинный монастырей I округа.
11 мая 1905 года возведен в сан игумена.
С 8 августа 1905 - эконом Казанского архиерейского дома.
С 1 сентября 1906 года - настоятель Свияжской Макарьевской
пустыни.
Указом Казанской духовной консистории от 17 января 1908 г.
игумен Сергий был назначен благочинным монастырей III округа Казанской епархии
и эту обязанность нес до самой своей мученической кончины.
28 мая 1908 года возведен в сан архимандрита.
7 января 1909 года назначен настоятелем Казанского Успенского
Зилантова монастыря.
Обитель была с весьма расстроенным хозяйством и о.Сергию
пришлось заниматься строительством, заботами по восстановлению благополучного
существования монастыря и приведением храмов обители в благолепный вид. К
середине 1918 г. число братии Зилантова монастыря состояло из 11 человек.
Когда в августе 1918 г. Казань была занята белочехами, то на
Зилантовой (Змеиной) горе, которая была господствующей высотой, почти перед
входом в обитель, белочехами были установлены два орудия, из которых обстреливались
миноносцы Раскольникова, бомбардировавшие древний город. В связи с этим, по
просьбе о.Сергия братию монастыря разместили по Казанским монастырям. Накануне
ухода белочехов некоторые насельники монастыря вернулись.
В ночь на 10 сентября 1918 г. белочехи оставили Казань, вместе
с ними ушло 60 тысяч горожан, напуганных слухами о красном терроре. Ушло едва
ли не все приходское духовенство.
Рано утром 10 сентября 1918 года, в день памяти прп. Моисея
Мурина, насельники монастыря собрались в трапезной после последней в своей
земной жизни литургии. Наступавшие красноармейцы ворвались в обитель и начали
мародерствовать и искать белочехов. Никого не найдя, они решили отомстить
беззащитным инокам обители. Они вытолкали насельников из трапезной, выстроили
всю братию у стены монастырского двора и залпами из винтовок расстреляли всех
иноков во главе с архимандритом Сергием.
Вступивший в управление Казанской епархией 32-летний
архимандрит Преображенского монастыря Иоасаф (Удалов), узнав о трагедии, сам
произвел чин отпевания и погребения убиенного о. Сергия и убиенных с ним
иноков: иеромонахов Лаврентия (Никитина), Серафима (Кузьмина), иеродиакона
Феодосия (Александрова), монахов Леонтия (Карягина), Стефана, послушников
Георгия (Тимофеева), Илариона (Правдина), Иоанна (Сретенского), Сергия
(Галина).
После расстрела Зилантовских монахов обитель опустела.
4 октября 1999 года был канонизирован как местночтимый святой
Казанской епархии.
Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников
Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в
августе 2000 года для общецерковного почитания.
Память 31 августа и в Соборе новомучеников и исповедников
Российских.
Родился 7 января 1858 года в селе Яренском Калязинского уезда
Тверской губернии в семье священника Алексея Косухина.
Окончил Московскую духовную семинарию и был рукоположен в сан священника.
В 1907 году назначен священником в храм села Дымцево
Максатихинского уезда, где прослужил здесь до своего ареста.
В тридцатых годах из родных у него остались братья, один из
которых жил в Польше, другой - священствовал в Тверской области, и дочь-девица,
которая и помогала престарелому отцу. До 1929 года о. Михаил имел хозяйство,
состоявшее из лошади, коровы, трех десятин земли и пятидесяти семей пчел, но в
том году все хозяйство и имущество было изъято, дом был отобран, и они с
дочерью поселились в церковной сторожке. Самого священника власти тогда не
арестовали и не выслали, полагая, что поскольку священнику уже за семьдесят
лет, то он сам вскоре умрет или не в силах будет служить, и тогда храм все
равно будет закрыт.
Этого, однако, не случилось - священник служил и служил, а его
преклонный возраст и близость смерти придавали ему еще более решимости и
дерзновения. И он не упускал ни одной возможности для проповеди. Прихожане
любили его и готовы были всегда прийти к нему на помощь.
Власти, видя решимость и непреклонность священника, начали его
преследовать. Пользуясь тем, что церковная сторожка, где жил о. Михаил, стояла
за пределами церковной ограды, районный и областной исполкомы постановили
выселить священника, отобрать у храма здание сторожки для размещения в нем
ветеринарной лечебницы. Председатель Дымцевского сельсовета стал требовать,
чтобы священник ушел из сторожки, он приходил к нему с этим требованием
неоднократно, но о. Михаил всякий раз отвечал, что ни при каких обстоятельствах
не покинет церковного здания.
Тогда в воскресенье 25 марта 1936 года председатель сельсовета
велел выставить рамы в сторожке, и так как в это время на улице было еще очень
холодно, то он надеялся, что священник сам уйдет из дома. Но этого не
случилось. В тот же день о. Михаил после воскресного богослужения и проповеди
сказал, что поскольку сельсовет вынул у него в доме рамы, то он обращается к
прихожанам, чтобы они просили власти вернуть ему рамы, так как на дворе еще
холодно. В храме в это время присутствовало около ста пятидесяти человек, и все
они прямо из храма пошли к сельсовету. Председатель, напуганный идущей к
сельсовету толпой, запер все двери и спрятался. Люди, найдя все двери
запертыми, стали ходить вокруг дома, и, зная, что председатель сельсовета находится
внутри, кричали ему, чтобы он возвратил оконные рамы, но тот никаких признаков
жизни из дома не подавал, и прихожанам пришлось в конце концов разойтись.
Рамы не были возвращены, но о. Михаил не ушел из церковной
сторожки; прихожанам он говорил: "Я из дома никуда не пойду, я стар и
ничего не боюсь". Выселить его из церковной сторожки насильно местные
власти не посмели, и он с тем же бесстрашием продолжал служить и проповедовать.
23 июля 1937 года был арестован и заключен в Бежецкую тюрьму.
Незадолго перед этим священнику исполнилось семьдесят девять лет; он тяжело
болел и в течение нескольких месяцев не вставал с постели, передвигался только
с помощью дочери. Приехавшие сотрудники НКВД, подняв за руки и за ноги,
забросили его в машину и увезли в тюрьму. Вызванный для медицинского
освидетельствования врач поставил диагноз: миокардит, и как следствие -
отечность ног; полное отсутствие зубов, старческая дряхлость. К физическому
труду тюремный врач признал его непригодным.
Начались допросы.
- Какие проповеди и наставления вы давали верующим, касающиеся
советской власти?
- Я верующим проповедовал часто, но о советской власти и
политике ничего не говорил.
- В марте месяце сего года вы проводили антисоветскую агитацию
среди верующих и организовали массовое выступление верующих с требованием к
сельсовету возвращения вам дома. Подтверждаете это?
- 25 марта я действительно проповедовал в церкви, а после
службы я верующим сказал, что сельсовет у меня вынул рамы из дома, я просил их,
чтобы они пошли и попросили сельсовет вернуть мне рамы, так как время было еще
холодное. Верующие, которые присутствовали в церкви, а их присутствовало
примерно 100-150 человек, все пошли требовать рамы у председателя сельсовета,
но рамы сельсовет не вернул.
- Признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении
о проведении вами контрреволюционной деятельности?
- В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю.
- Вы отрицаете свою преступность в проведении
контрреволюционной деятельности, но следствием и свидетельскими показаниями
точно установлено, что вы проводили контрреволюционную деятельность; требуем
правдивых показаний.
- Повторяю, что контрреволюционной деятельности я не проводил,
а проповеди верующим говорил...
2 августа следствие было закончено, и дело направлено на рассмотрение
Тройки НКВД, которая 10 августа 1937 года приговорила священника к расстрелу.
В результате ли действий следователя Голофаста, который
допрашивал о. Михаила, или тяжелых условий содержания в переполненной камере
тюрьмы, но у священника оказалось сломанным левое бедро, он не мог ходить и не
смог бы добраться до места расстрела. 16 августа по распоряжению администрации
тюрьмы о. Михаил был переведен в Бежецкую городскую больницу, где прожил 29
дней и 13 сентября 1937 года скончался.
25 апреля 1989 года был реабилитирован Тверской областной
прокуратурой.
Причислен к лику святых новомучеников и исповедников
Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в
августе 2000 года для общецерковного почитания.
Мирон Иванович Ржепик (1885 - 1937), протоиерей,
священномученик
Память 31 августа, в Соборах новомучеников и исповедников
Церкви Русской и Радонежских, а также Волынских, Житомирских (Укр.), Кузбасских
и Полтавских (Укр.) святых
Родился 21 апреля 1885 года в деревне Кучкаровец (Кучеровка,
Кучкаровка) Луцкого уезда Волынской губернии в чешской католической семье
Иоанна и Марии Ржепиков. Был крещен по католическому обряду с именем Мирослав.
В 1887 году вся семья Ржепиков была присоединена к Православию в городе Луцке,
а Мирослава нарекли именем в честь священномученика Мирона Кизического.
До 1900 года учился в Клеванском духовном училище, в 1906 году
окончил Волынскую духовную семинарию со званием действительного студента и
поступил в Московскую духовную академию.
В 1910 году окончил Московскую духовную академию со званием
кандидата богословия.
С 7 сентября 1910 года преподавал в Таврической духовной
семинарии.
Вступил в брак с Елизаветой Петровной.
7 октября 1912 года был рукоположен во священника и определен
законоучителем в учительскую семинарию города Лубны.
2 сентября 1915 года переведен в город Кашин
преподавателем Священного Писания и временно исполняющим обязанности инспектора
Кашинской духовной семинарии.
В апреле 1926 года переехал в город Сергиев (ныне Сергиев
Посад) и был назначен настоятелем Пятницкого храма, на место умершего
настоятеля протоиерея Евгения Александровича Воронцова, где вскоре был возведен
в сан протоиерея.
После закрытия в 1928 году Пятницкого храма служил в храме
святых апостолов Петра и Павла.
"Дело Инюшина И.И. и др. Москва. 1931 г."
5 апреля 1931 года был арестован в Загорске по обвинению в
"антисоветской агитации и принадлежности к контрреволюционной
организации". Проходил по групповому делу "Дело Инюшина И.И. и др.
Москва. 1931 г.".
15 мая 1931 года отцу Мирону было предъявлено обвинение в том,
что "он состоял членом Загорского филиала контрреволюционной организации
«Истинные христиане», участвовал в нелегальных собраниях в алтаре церкви и
занимался монархической антисоветской агитацией…" .
На допросе отец Мирон, отвечая на вопросы следователя, сказал:
"Виновным в предъявленном мне обвинении… себя не признаю и поясняю, что в
контрреволюционной организации я не состоял и не состою, антисоветской
агитацией не занимался…" .
20 мая 1931 года тройкой при ПП ОГПУ по Московской области по
статьям 58-10 и 58-11 УК РСФСР был приговорен к 10 годам исправительно-трудовых
работ в Сиблаге.
Шесть лет заключения, во время которых отцу Мирону пришлось
работать и на лесоповале, и чертежником, и делопроизводителем, были непомерно
тяжелыми и в духовном и в физическом смысле.
Дело "контрреволюционной поповской группы" в
Чистюньском лагерном пункте
С 12 марта 1934 года наказание отбывал в Чистюньском ОЛП
Сиблага (село Топчиха) и жил в бараке с архиепископом Ювеналием (Масловским), и
десятком других священнослужителей.
2 августа 1937 года у всех заключенных священнослужителей был
произведен обыск. У протоиерея Мирона были изъяты: "антиминс с платком,
Евангелие, молитвенник, служебник, деревянный крест, вечный календарь"
(пасхалия).
Начиная с 9 августа сотрудники секретного отдела НКВД стали
вызывать на допросы старост бараков. Один из них показал:
"Как правило, после 11 часов заключенный должен ложиться
спать и не нарушать покой других. Эта поповская группа, несмотря на мои
предупреждения... прекратить пение или беседы... не подчинялась распоряжениям.
Своей разлагательской работой эта группа противодействовала
культурно-воспитательной части лагпункта. Менее устойчивые лагерники поддавались
влиянию этих попов, что сильно затрудняло проведение мероприятий
культурно-воспитательного характера. В марте... при проведении стахановского
месячника по подготовке к весенней посевной кампании между бригадами было
объявлено соревнование за высокие производственные показатели по подготовке к
севу. Все бригады за исключением той, в которой были попы, включились в
соревнование, а эта бригада в соревновании участвовать не стала. В ночь под
Пасху Масловский с Ржепиком, Кирсановым, Савченко и Лебедевым проводили
Пасхальную заутреню. Я им предлагал разойтись, дать покой заключенным, но они
не разошлись, продолжали богослужение до 5 часов утра, с ними были и другие
заключенные..."
Другой староста барака показал:
"На центральной усадьбе Чистюньского лагпункта отбывают
наказание несколько заключенных-попов... Масловский, Трусевич, Ржепик, Лебедев,
Сальков и другие... Этих попов в бараке объединил вокруг себя заключенный
Масловский... епископ. Эта поповская группа на протяжении мая месяца вечерами
устраивала в бараке богослужение, несмотря ни на какие предупреждения с моей
стороны и со стороны лагерников... Контрреволюционная поповская группа также
противодействовала работе культурно-воспитательной части лагпункта. Я помню,
когда 2 мая предложили заключенным первого барака (где были и часть попов)
посмотреть кинокартину, заключенный Масловский сказал: "Пусть идут они, -
и указал на заключенных, - мы не пойдем". Глядя на попов, из этой половины
барака никто из заключенных смотреть картину не пришел, а там в то время было
260 человек, среди них было много и бытовиков. После меня в барак приходил
воспитатель... и комендант... - звали заключенных на картину, но, несмотря на
это, картину смотреть никто из заключенных этой половины не приходил..."
Лагерный нарядчик показал, что отец Мирон "в 1936 году на
Пасху собрал всех попов в производственную часть и устроил молебствие. После
молебствия устроили угощение между собой, а также вовлекли в это и других
заключенных".
Против отбывавших заключение "бывших служителей культа
Салькова, Барановича, Востокова, Жигалова, Карпенко, Симонова, Васильчишина,
Ржепика, Трусевича, Никольского и Кирсанова", которым была предъявлено
обвинение в том, что они
"сгруппировавшись организованно вели среди заключенных
лагеря контрреволюционную агитацию, прикрывая эту работу исполнением
религиозных обрядов... Произведенным по деле расследованием установлено, что в
Чистюньском ОЛП среди заключенных организовалась поповская группа во главе с
бывшим епископом [Ювеналием] Масловским... Означенная к/р группа попов, под
флагом исполнения религиозных обрядов: проводила среди заключенных
контрреволюционную работу, дискредитировала советскую власть. Распространяла
провокационные слухи о войне и близости свержения советской власти.
Саботировала работу в лагере и призывала к этому лагерников, одновременно
занималась обработкой их в контрреволюционном духе... [названные лица]
обвиняются в том, что отбывая заключение при Чистюньском лагпункте, создали
группу, возглавляемую бывшим епископом Масловским, которая проводила среди
лагерников контрреволюционную работу... т.е. преступлении предусмотренном
ст.58-10 УК РСФСР".
18 августа 1937 года отцу Мирону было предъявлено обвинение в
том, что он "вел контрреволюционную агитацию, занимался использованием
религиозных предрассудков среди заключенных лагеря и вольного населения,
устраивал среди лагерников молебствие, чтение религиозной литературы...".
На всех допросах он держался стойко, с достоинством, никого не выдал, вину свою
отрицал, хотя и признал, что служил Богу и в лагере.
7 сентября 1937 года тройкой при НКВД СССР по
Западно-Сибирскому краю был приговорен к расстрелу.
Расстрелян 13 сентября 1937 года вместе с другими священниками
и погребен в общей безвестной могиле.
12 декабря 1958 года был реабилитирован по делу 1931 года, 9
августа 1989 года прокурором Кемеровской области был реабилитирован по делу
1937 года.
Причислен к лику святых новомучеников Российских
постановлением Священного Синода от 6 октября 2006 года для общецерковного
почитания.
Комментариев нет:
Отправить комментарий